От верхнего палеолита к Сократу, от Лютера к Гегелю — «западное сознание» всегда было центрально связано с эмансипацией. Мы вырвались из Сада и стали сапиенсами: существами, которые знают, что знают. Метафора. Язык. Страх смерти. Потом мы сломали Церковь. Сломали королей. Взяли фамилии — уже не «слуга господина» или «раб веры», а человек дома, ремесла. Мобильный. Свободный агент.
Лютер освободил личность от Рима. Личность могла читать. Личность имела имя. И тогда кто-то сказал: я создам страну, чтобы воплотить всё это.
Эта страна — Америка.
Не свобода от. Свобода как. Христос как позиция. Проект свободы, ставший нацией.
«Европа» последовала за нами — как всегда — принеся с собой рабов, государство, корпорацию, бюрократию, Великого инквизитора Достоевского.
А потом мы потребовали большего. Эмансипация от Бога. От природы. От тела. Теперь это бесконечные гендеры. Загрузи мой разум. Государственное самоубийство. Освобождение за освобождением — каждое опустошает нас.
Но это позиция, а не открытие. Проект эмансипации ощущается как прогресс, потому что мы внутри него. Он накопил аномалии — умирающие семьи, парни не могут встретить девушек, экономика наказывает за детей — пока парадигма не треснула. Мы не в упадке. Мы в кризисе парадигмы. То, что придёт, будет несоизмеримо со старым — непереводимо. Вот почему молодые не понимают Америку. Они уже внутри новой парадигмы, неспособные увидеть старую. Прилипли к экранам.
Мы обнажили козла отпущения, но потеряли священный сосуд. Миметическое насилие теперь свободно — культура отмены, политические чистки, ритуальное унижение — без кровавой жертвы, которая когда-то его разряжала. Америка секуляризировала откровение Христа: жертва невинна. Но мы сохранили паттерн без рамки.
ЕС отвечает методом. Процедурой. Соответствием. Гармонизацией. Но поклонение методу — своя тирания. Нет единого метода для знания, для общества, для смысла. Брюссель управляет моделью Европы, а не самой Европой. Их система нефальсифицируема — закрыта для пересмотра, неспособна учиться на своих ошибках. Закрытое общество.
Мы живём внутри гильбертова пространства смысла и его производных — эпистемологической бесконечности. Да, описывать это так — тоже лишь способ градации. Но модель не заменяет бытие. Карта не заменяет страну. Меню не заменяет еду. Производную второго порядка не следует путать с катящимися холмами — или с ощущением, когда катишься вниз.
Америка другая. Не невинная — мы убивали, чтобы взять эту землю. Не чистая — расизм, насилие, самоодержимость. Иллюзия, что богатство — это собрать больше монет, чем сосед. Но исправимая. Позиция, которая знает, что она позиция. Американский плюрализм — беспорядочный, противоречивый — эпистемологически здоровее брюссельской гармонизации. Лучше варварство, чем бюрократия.
Америка работает, потому что Америка не притворяется, что знает, что такое Америка. Она даёт свободу — возможность меняться. Открытость. Пересмотр. Против метода. Отказ путать модели с реальностью.
А где Христос? Где Церковь?
Америка и есть Церковь. Ток-шоу — исповедь. Коммерция — десятина. Футбол — бескровная жертва. Гражданская война — кровавая жертва. Революция, каждая война — христианское обновление через кровь. Первая мировая. Вторая мировая. Паттерн держится.
А потом Бог замолчал.
Страх пустоты — лишь эхо пустоты. Ещё одна траектория в гильбертовом пространстве голода, страха и желания. Нельзя ускользнуть от смысла, указывая на страх — страх уже внутри системы. Пустота — идея. Страх — идея. Нельзя подкопаться под смысл, называя то, что им движет.
Да, мы живём внутри структур. Но не в этом дело. Демократический проект — не свобода от структуры, а свобода её менять. Свобода поклоняться Богу, как мне угодно, не означает, что я не живу с другими. Это значит, что я могу пересмотреть условия. В этом разница между тиранией и демократией: не отсутствие власти, а возможность пересмотра.
Нельзя вернуться в Сад. Если уйти было грехом, вернуться — не менее кощунственно.
Сейчас мы входим в новую эру. Западный период заканчивается. Что-то другое начинается. Мы живём внутри этого прямо сейчас.
Вот чего не понимают молодые. Они видят грехи. Они не видят проект. Быть человеком. Быть западным. Быть американцем. Каждое воплощает предыдущее. Каждое несёт вес смыслотворчества вперёд.
Проект Америки — не бегство. Не воля. Не «делаю что хочу». Это свобода для — для поклонения, для смысла, для тяжёлой работы освящения внутри конечности. Мы судим не по метафизической истине, а по тому, работает ли это — для семей, для общины, для смысла.
Вы, «европейцы», говорите, что вы атеисты, но поклоняетесь тем же бесам, что и всегда. Вы думали, мы перестанем этому противостоять?
Leave a comment